Неточные совпадения
Всё было, вместе с отличным обедом и винами не от русских виноторговцев, а прямо заграничной разливки, очень благородно, просто и весело. Кружок людей в двадцать человек был подобран Свияжским из единомышленных, либеральных, новых деятелей и вместе остроумных и порядочных. Пили тосты, тоже полушутливые, и за нового губернского предводителя, и за губернатора, и за директора
банка, и за «любезного
нашего хозяина».
— Начали воевать — рубль стоил 80 копеек на золото, а сейчас уже 62 и обнаруживает тенденцию опуститься до полтинника. Конечно, «нет худа без добра», дешевый рубль тоже способен благотворно отразиться… но все-таки, знаете… Финансовая политика
нашего министерства… не отличается особенной мудростью. Роль частных
банков слишком стеснялась.
— Мы почти уже колония. Металлургия
наша на 67 процентов в руках Франции, в деле судостроения французский капитал имеет 77 процентов. Основной капитал всех
банков наших 585 миллионов, а иностранного капитала в них 434; в этой — последней — сумме 232 миллиона — французских.
— Да, так. Вы — патриот, вы резко осуждаете пораженцев. Я вас очень понимаю: вы работаете в
банке, вы — будущий директор и даже возможный министр финансов будущей российской республики. У вас — имеется что защищать. Я, как вам известно, сын трактирщика. Разумеется, так же как вы и всякий другой гражданин славного отечества
нашего, я не лишен права открыть еще один трактир или дом терпимости. Но — я ничего не хочу открывать. Я — человек, который выпал из общества, — понимаете? Выпал из общества.
Между прочим, он подарил
нашему доктору корень алоэ особой породы, который растет без всякого грунта. Посади его в пустой стакан, в
банку, поставь просто на окно или повесь на стену и забудь — он будет расти, не завянет, не засохнет. Так он рос и у доктора, на стене, и года в два обвил ее всю вокруг.
— Не знаю, вы лучше знаете. Мы в помадной каменной
банке зажгли, славно горел, весь сгорел, самая маленькая сажа осталась. Но ведь это только мякоть, а если протереть через шкуру… А впрочем, вы лучше знаете, я не знаю… А Булкина отец выдрал за
наш порох, ты слышал? — обратился он вдруг к Илюше.
— Ну, мне-то не нужно… Я так, к слову. А про других слыхал, что начинают закладываться. Из
наших же мельников есть такие, которые зарвутся свыше меры, а потом в
банк.
— Ах, сколько дела! — повторял он, не выпуская руки Галактиона из своих рук. — Вы меня, господа, оттерли от
банка, ну, да я и не сержусь, — где
наше не пропало? У меня по горло других дел. Скажите, Луковников дома?
— И у меня тоже, — отозвался Штофф. — Интересно, выдержат ли
наши патентованные несгораемые шкафы в
банке… Меня это всего больше занимает. Ведь все равно когда-нибудь мы должны были сгореть.
— А затем, сватушка, что три сына у меня. Хотел каждому по меленке оставить, чтобы родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники
наши в
банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез. По деревням везде ситцы да самовары пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все за легким хлебом гонятся да за своим лакомством. Что только и будет!..
— Нет, — отвечал с досадою князь, — пошлейшим образом лежат себе в
банке, где в
наш предприимчивый век, как хотите, и глупо и недобросовестно оставлять их.
— И правда, Вера, — подхватил князь. — Лучше уж в это дело никого посторонних не мешать. Пойдут слухи, сплетни… Мы все достаточно хорошо знаем
наш город. Все живут точно в стеклянных
банках… Лучше уж я сам пойду к этому… юноше… хотя Бог его знает, может быть, ему шестьдесят лет?.. Вручу ему браслет и прочитаю хорошую, строгую нотацию.
— Вот-с, в этих самых стенах, — стал он повествовать, — князь Индобский подцепил
нашего милого Аркашу; потом пролез ко мне в дом, как пролез и к разным
нашим обжорам, коих всех очаровал тем, что умел есть и много ел, а между тем он под рукою распускал слух, что продает какое-то свое большое имение, и всюду, где только можно, затевал
банк…
Банки, пиявки, припарки и кровопускания, которые так любит и которым так верит
наш простолюдин, принимались у нас охотно и даже с удовольствием.
— Удалось сорвать
банк, так и похваливает игру; мало ли чудес бывает на свете; вы исключенье — очень рад; да это ничего не доказывает; два года тому назад у
нашего портного — да вы знаете его: портной Панкратов, на Московской улице, — у него ребенок упал из окна второго этажа на мостовую; как, кажется, не расшибиться? Хоть бы что-нибудь! Разумеется, синие пятна, царапины — больше ничего. Ну, извольте выбросить другого ребенка. Да и тут еще вышла вещь плохая, ребенок-то чахнет.
— Нас, конечно, опрокинуло. Вот — мы оба в кипящей воде, в пене, которая ослепляет нас, волны бросают
наши тела, бьют их о киль барки. Мы еще раньше привязали к
банкам всё, что можно было привязать, у нас в руках веревки, мы не оторвемся от
нашей барки, пока есть сила, но — держаться на воде трудно. Несколько раз он или я были взброшены на киль и тотчас смыты с него. Самое главное тут в том, что кружится голова, глохнешь и слепнешь — глаза и уши залиты водой, и очень много глотаешь ее.
В августе Редька приказал нам собираться на линию. Дня за два перед тем, как нас «погнали» за город, ко мне пришел отец. Он сел и не спеша, не глядя на меня, вытер свое красное лицо, потом достал из кармана
наш городской «Вестник» и медленно, с ударением на каждом слове, прочел о том, что мой сверстник, сын управляющего конторою Государственного
банка, назначен начальником отделения в казенной палате.
Купец не спешил в Россию, а Бенни, следуя за ним, прокатал почти все свои небольшие деньги и все только удивлялся, что это за странный закал в этом русском революционере? Все он только ест, пьет, мечет
банки, режет штоссы, раздевает и одевает лореток и только между делом иногда вспомнит про революцию, да и то вспомнит для шутки: «А что, мол, скажешь, как, милый барин,
наша революция!»
А когда мы проживем все
наши деньги, ты приедешь сюда и опять сорвешь
банк.
Ученье француза-гувернера обыкновенно оканчивается в
наших сатирических рассказах тем, что воспитанник выучивается играть на бильярде, в
банк и в квинтич и проматывает все отцовское состояние.
Мухояров. Да-с, это точно-с. Вот если бы вы сказали: ступай по Ильинке, налево один трактир, дальше — другой, в одном спроси полуторный, в другом порцию солянки закажи, — так это все осуществить можно-с. А ежели заходить в
банки, так это один моцион и больше ничего-с; хоть налево заходи, хоть направо — ни копейки за
наши векселя не дадут.
Вечером, когда уже при свечах мы все в зале
банк метали, — входит
наш комиссионер и играть не стал, но говорит: «я болен еще», и прямо прошел на веранду, где в сумраке небес, на плитах, сидела кукона — и вдруг оба с нею за густым хмелем скрылись и исчезли в темной тени. Фоблаз не утерпел, выскочил, а они уже преавантажно вдвоем на плотике через заливчик плывут к островку… На его же глазах переплыли и скрылись…
Член
банка (продолжает). Репутация… (кашляет) репутация
банка поднята вами на такую высоту, что
наше учреждение может ныне соперничать с лучшими заграничными учреждениями…
Шипучин. Мы, госпожа Мерчуткина, ничего не можем для вас сделать. Поймите вы: ваш муж, насколько я могу судить, служил по военно-медицинскому ведомству, а
наше учреждение совершенно частное, коммерческое, у нас
банк. Как не понять этого!
— Мы, госпожа Щукина, ничего не можем для вас сделать… Поймите вы: ваш муж, насколько я могу судить, служил по военно-медицинскому ведомству, а
наше учреждение совершенно частное, коммерческое, у нас
банк. Как не понять этого!
Войницев. Нет, не беспокойся! (Смеется.) Это маленькая коммерческая комбинация… Будут торги, и имение
наше купит Глагольев. Порфирий Семеныч освободит нас от
банка, и мы ему, а не
банку, будем платить проценты. Это его выдумка.
Жизнь людей
нашего мира сложилась так, что наибольшее вознаграждение получается за самый вредный труд: за службу в полиции, в войске, в судах, в
банках, за газетную, типографскую работу, за работу в военных складах, в кондитерских, табачных фабриках, аптеках,
банках, за торговые дела, за писательство, за музыку и т. п., и наименьшее за земледельческие работы.
И мы теперь благоденствуем… Касса
наша всегда полна. Правда, кассир обходится нам очень дорого, но зато он в десять раз дешевле каждого из девяти его предшественников. И могу вам ручаться, что редкое общество и редкий
банк имеют такого дешевого кассира! Мы в выигрыше, а посему странные чудаки будете вы, власть имущие, если не последуете
нашему примеру!
— Тут много заложено имений у
нашего брата! — указал мне дядя на здание Воспитательного дома, тогдашний Общегосударственно-Земельный
банк.
Во всеоружии, со значком присяжного поверенного, полученным за неделю до второго заседания по делу
банка (на первом слушание дела было отложено), явился Николай Леопольдович Гиршфельд в залу судебных заседаний, где мы застали его в начале второй части
нашего правдивого повествования.
— Вступитесь, матушка, ваше превосходительство в
наше бедственное положение, — говорила она жене моей, горько плача, — замолвите словечко вашему супругу, попросите его защитить невинного от напрасной клеветы. Сын мой не более виноват в этом деле, чем его превосходительство Михайла Аполлоныч. — И рассказала вдова, что слышала от сына по делу о расхищении сумм в
банке.
— Я обдумала на этот счет мои окончательные условия; я получала сумму в сложности за пять лет, то это составит триста тысяч рублей. Вы их внесете на хранение в бумагах в государственный
банк в Петербурге и квитанцию вышлите мне в течении недели, считая с завтрашнего дня. Расчеты
наши будут тогда окончены, и я всю жизнь буду нема, как рыба.
— Я хотела переговорить с тобой о том, что держать эти деньги в казенных бумагах, по моему мнению, крайне невыгодно. При настоящем настроении биржи, при настоящем развитии молодого в России частного банкового дела, акции этих
банков, а также железных дорог представляют из себя лучшие бумаги, особенно для помещения небольших капиталов. Хранить в
наше время деньги в малопроцентных государственных бумагах — абсурд.
Да ничего и не сделалось, и через два же дня она сама явилась, как писаная, на
нашу городскую квартиру, ухитрилась как-то попасть на поезд и даже
банку с малосольными огурцами привезла.